ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире] - Иоанна Хмелевская

Дети вперемешку с Плуцеками и Пащиками меня не смутили, я прекрасно понимала Мартусю и не обижалась.

— Прочти все спокойно и продумай. Хорошо бы до того, как придёт Бартек, чтобы обсудить с ним…

— Ах, так он все же соизволит появиться? Говорил мне что-то по телефону, пришлось притвориться, что себя не помню от злости. Так он придёт, ты меня не разыгрываешь?

— Интересно, куда же ему идти? Во Дворец культуры? Ты же его и на порог бы не пустила.

Марта все же плохо соображала.

— При чем здесь Дворец культуры? Что ему там делать? Хотя и там есть казино. Значит, придёт к тебе? Тогда прощай, я ухожу. Нет, наоборот, ни за что не уйду, даже если бы ты принялась выгонять меня пинками! А почему пивом не угощаешь? Дома не было, на работе, сама знаешь, не держат…

— У меня остались две последние банки. Бартек обещал привезти.

— Тогда тем более не уйду, и не жди!

— Но пиво получишь при одном условии.

— Каком? — насторожилась Марта.

— Будешь есть сосиски в хреновом соусе, я не рассчитала, получилась прорва, одной не справиться.

Вот по какой причине и перед Бартеком стояла тарелка с сосисками. Как я уже сказала, он явился почти без опоздания, а я очень хорошо помнила правило: голодный мужчина не человек, сытый же расслабляется и идёт на всяческие уступки.

Поначалу я собиралась сразу же оставить их одних, удалившись в кухню под предлогом помешивания сосисок, которые вовсе в этом не нуждались. Готовила я их в большой огнеупорной кастрюле с непригорающим дном и соус сделала пожиже. Из моих планов ничего не вышло. Оба, и Бартек, и Марта, немедленно потащились за мной в кухню, явно не желая оставаться вдвоём, и потребовали обещанных сосисок. Пришлось разложить угощение по тарелкам и возвращаться в гостиную.

Не знаю, был ли Бартек голоден, однако закон природы себя оправдал. Уже за едой он перестал каменно молчать и сдавленно прочавкал:

— Я так на неё разозлился, что себя не помнил от злости и чуть было не укатил в Краков, но сейчас малость отпустило.

Это было сказано мне. А потом он обратился к Марте:

— И не собирался тебе говорить об этом! Но потом подумал и решил… раз уж веду себя по-идиотски, пусть вам хоть какая-то польза будет…

Я не замедлила похвалить разумное решение, а Марта, не выдержав, страстно заговорила:

— Если человек на минутку себе позволит…

— Заткнись! — гневно оборвала её я. — Должна же быть какая-то элементарная справедливость! Нет ничего хуже неизвестности! Да и ты хорош! — повернулась я к Бартеку. — Ведь знал, что Марта — азартная натура, всем известно, она и не скрывает, так что нечего теперь локти кусать.

— Не скрываю! — подхватила Марта и самокритично добавила:

— Наркоманка азартная!

— К тому же ещё и характер ужасный! — безжалостно дополнила я.

Марта робко возразила:

— Не такой уж ужасный, просто нелёгкий… Неужели не знаешь?

— Вот теперь знаю, — удовлетворённо пробурчал Бартек с полным ртом.

Тут я обрушилась на него:

— Да ты на себя погляди, скажешь, у тебя лёгкий характер? Сколько раз подводил людей! Если уж по уши погряз в работе, так ничего другого для тебя не существует, гори все синим пламенем — ты и не заметишь. Марта может известись, гадая, где ты и что с тобой, а тебе и в голову не придёт позвонить. Ты ведь за работой вообще обо всем на свете забываешь и никогда себя не упрекнёшь, считаешь, все в порядке. Чувство времени у тебя начисто отсутствует. Вспомни о рисунках для меня. Тебе на других плевать, а мне пришлось разыскивать тебя где-то в лесных дебрях…

Бартек возмутился:

— Так, выходит, я же и виноват?

Ратуя за справедливость, я все же не могла себе позволить проявление полной беспристрастности, ведь надо было защитить Марту. И я попыталась сделать это подипломатичнее:

— Не то чтобы совсем уж виноват, но понять бы её мог. А если уж понять не в состоянии, то хотя бы принять к сведению. Иногда страсть сильнее человека, тебе ли не знать…

— Так я же ради работы…

— И уверен, что это оправдывает наплевательское отношение к людям? Для тебя работа — страсть, согласна, любой человек имеет право быть таким, каким его создала природа, никто тебе в вину не ставит. А ты бы хотел, чтобы спутница жизни у тебя была безликой коровой, всецело лишённой собственной индивидуальности, для которой кроме тебя в мире больше ничего не существует? Которая день и ночь лишь о тебе думает и ничто более её не интересует?

Услышав о такой корове, Бартек даже вздрогнул, и капелька хренового соуса скатилась с его вилки на брюки, чего он и не заметил. С искренним ужасом парень заверил:

— Боже избавь! Но когда я вот так мчусь ради неё на другой конец Польши, а она отключает свой сотовый…

— Иоанна, как же я тебя люблю! — вдруг с чувством воскликнула Марта и горячо заверила Бартека:

— Никогда больше не стану отключаться! Если больше не будешь браниться и психовать.

— А с чего мне психовать, если я буду знать, где ты и чем занимаешься…

Вот тут я сочла свою миссию выполненной и опять удалилась на кухню. И вовремя. Оказывается, я оставила газ под кастрюлей с сосисками, и они уже начали понемногу пригорать, невзирая на толстое дно. Выключив газ, занялась заваркой чая, на что ушло поразительно много времени. Когда вернулась в комнату, мы могли уже обсуждать щецинские новости Бартека.

— Итак, этот ваш Липчак в Щецине был просто прописан, — стал рассказывать Бартек. — Бывал он там очень редко. А у меня в Щецине родственник — сотрудник городского отделения полиции, и им многое известно об интересующем вас субъекте. Варшава с ними связалась, мой родич мог сопоставить их сведения и то, что узнал от варшавских коллег. Поделился со мной, мы с ним вообще друзья с детства. Липчак и в самом деле торговец информацией, за неё и пострадал. И теперь половина его клиентов льёт слезы, в то время как вторая половина не помнит себя от радости. О Пташинском в полиции тоже слышали, но немного. А вообще мой кузен велел мне помалкивать, учтите, только вам говорю, так вот, глава щецинской мафии тесно связан с одним типом в Варшаве. Никакой фамилии я вам не назову, мой родич и мне не назвал, даже по пьянке. Так что не имею понятия, кто это, одно знаю: только Пташинский мог взыскать с него долг, поэтому из Щецина последовал приказ — приструнить и документы изъять, чтобы все было шито-крыто.

Бартек перевёл дыхание, отхлебнул пива, проигнорировав мой чай, и продолжал:

— А ещё вот что мне удалось разузнать. Недавно Липчак появился в Щецине, но внезапно срочно его покинул. Это мне сообщил один из тех его клиентов, которые радовались. С Липчаком они были в близких отношениях, и Липчак перед выездом признался, что в Варшаве кто-то очень важный позаботится, во-первых, о том, чтобы больше не платить, а во-вторых, поможет избавиться от некоторых нежелательных доказательств. Странное дело, но, судя по всему, Липчак и сам не знал эту важную особу. Выехал он, значит, в спешном порядке, номер в «Мариотте» для него всегда был забронирован. Обычно там решались важные вопросы. Кажется, в «Мариотте» он собирался встретиться и с Пташинским. Вот все, что я узнал. Самому-то мне это до лампочки, но Иоанна уж точно так дела не оставит, раз вцепилась, а Марта от неё заразилась… Ну, достаточно с вас?

— Достаточно, даже слишком, — как-то испуганно заверила его Марта.

Меня тоже переполняли эмоции, ведь теперь многое прояснилось.

— Я бы вызвала Витека! — сорвалась я с кресла. — Где мой сотовый? А, вон, у компьютера.

Рванулась к компьютеру, наступила на шариковую ручку, которую незадолго до этого Марта в гневе швырнула на пол, поскользнулась и, пытаясь сохранить равновесие, шлёпнулась задом на подвернувшийся пуфик, на котором стояла полная окурков пепельница. Здоровью моему она не повредила, в худшем случае останутся на заднице синяки, но, как всегда, проклятый пуфик под моей тяжестью поехал, причём в совершенно неожиданную сторону, и в ноге, которой я пыталась притормозить, что-то довольно громко хрустнуло. Не знаю, чем бы все закончилось, не подхвати пуфик вместе со мной вовремя подскочивший Бартек.

Меня усадили на диван, и мы все трое принялись обследовать травмированную ногу. Я поставила диагноз:

— Нормальный вывих щиколотки. Такое со мной уже случалось, я знаю, что надо делать. Мартуся, принеси из ванной все тюбики, они в аптечке, я опознаю нужную мне мазь. Надеюсь, срок годности ещё не истёк. Вотру как следует, потом туго замотаю эластичным бинтом и посижу неподвижно три дня. Главное в лечении — не двигаться, тогда быстро пройдёт. Как видите, никаких проблем. А эти три дня я с удовольствием проведу за компьютером.

Не мешало бы, конечно, проконсультироваться с ортопедом, но, поскольку он все равно не сможет приволочь с собой рентгеновский аппарат, я решила отказаться от советов специалиста, тем более что драгоценная мазь уже не раз меня спасала в подобных случаях.